Вход почему-то оказался открыт.
— Оставь вещи здесь.
Моё бесплатное обиталище более всего походило на узкий, светлый пенал размерами два на пять метров. С двухъярусной койкой, неогороженным санузлом, совмещённым с рукомойником, знакомыми жёлтыми кругами на стене и полу, с полным отсутствием иной мебели. Обе койки выглядели свободными.
Бросив бельё на нижнюю, я попытался порадовать себя вожделенной водой, буквально чувствуя на губах влажную прохладу, однако резкий окрик охранника перечеркнул все планы:
— Потом обживёшься! К надзирателю!
С сожалением оторвал взгляд от крана. Попросить разрешения напиться?
Ну его... Не так уж и долго терпеть осталось. Интуиция подсказывала, что скоро всё закончится.
Выскочив в коридор, повернулся лицом к стене — одно из обязательных условий, узнанных по дороге: при передвижениях в сопровождении сотрудников администрации осужденный всегда, без напоминаний, стоит рылом к ближайшей вертикальной поверхности со сведенными за спину руками, если нет других распоряжений от служащих тюрьмы.
Только сейчас заметил — остальные камеры пустые. Видно, что в обитаемы, но вот хозяева отсутствуют. На работах?
— Привет, парни! — донеслось с дальней стороны блочного коридора. — Привели новичка?
— Наше почтение, Пай, — поздоровались мои сопровождающие с загорелым, пухлым мужчиной в тюремной униформе, косолапо спешащим к нам — углядел краем глаза. — Да, привели. Файл получил?
— И изучил. Давайте заканчивать. Побыстрее вас отпущу из нашей скорбной юдоли.
Предложение здоровякам понравилось. Они обменялись парой шуточек, по очереди попрощались и убрались восвояси, оставив меня стоять лицом к стене.
— Повернись.
***
Первое впечатление о надзирателе я посчитал ошибочным. На комплекцию повёлся, на свободный покрой формы, ну и внимательность подвела.
Пай не выглядел жирным рохлей. Напротив, его кряжистая, ширококостная фигура с толстыми от мышц руками и ногами, более всего подходила пожилому тренеру по борьбе, позабывшему о красивых кубиках пресса и спортивной осанке, но исправно выходящему на ковёр «размять кости».
Возраст — за пятьдесят, круглолиц, шеи почти не видно — голова сидит практически на плечах. Физиономия приятная. Рост — как у меня. Глаза — водянистые, блёклые.
— Я — старший надзиратель Пай. Ты — Маяк, — его нисколько не удивило моё имя. — Твоя камера 119, твой личный номер 2024А. На все обращения сотрудников отвечать с обязательного представления «Заключённый 2024А», и дальше по обстановке. Смотря что спросят.
Он достал из кармана белый прямоугольник с упомянутыми цифрами, протянул мне.
— Приклей на левую половину робы, пониже плеча. Вот тут, где у военных и полиции крепятся именные нашивки. Знаешь, где? — с сомнением уточнил надзиратель. Я кивнул, принял прямоугольник и пристроил его куда приказано. — При смене одежды — переклеишь. Без номера на глаза не попадайся. Доступно?
— Да, господин Пай.
— Религиозные пристрастия имеешь?
— Нет, господин Пай, — однако подумав, что держаться атеизма вечно я пока не готов, дополнил. — В настоящий момент — нет.
Шут его знает, как тут с верой в высшие силы. Может, особо упоротым поблажки дают?
— Отправление культовых обрядов в свободное время. Процесс молитвы согласуешь со мной. Никаких громких воззваний к Богу и его разновидностям. Молись про себя. Усвоил?
— Да, господин Пай!
Промахнулся. Верующим здесь сидится, как и прочим. Без льгот.
— Распорядок дня блока «А» выучишь после перед отбоем. Тебе предоставят такую возможность. Так... камеру тебе определили, номер выдал... — надзиратель явно припоминал что-то ещё, по нелепой случайности вылетевшее у него из головы. — Стрижка! Тебя надо подстричь! Иди вперёд!
Полноватый палец указал направление. Туда, откуда недавно пришёл Пай.
— Двигайся!
... Решётка, звуковой сигнал открывания замка, переход, решётка, сигнал, тамбур-шлюз с толстенными дверями, пекло...
Мягко переступая, старший надзиратель вывел меня на открытую площадку, огороженную по периметру высокой стеной с нитями заградительной проволоки поверху. Дальняя часть территории представляла собой спортзал под открытым небом, где возились с железом смуглые, мускулистые люди в оранжевых штанах. Верхняя часть одежды отсутствовала, однако при появлении Пая все оставили штанги, гантели и прочие снаряды, начав торопливо одеваться.
Ещё один кусок площадки представлял собой забетонированные скамейки под высоким навесом, на которых сидят такие же оранжевые. Точнее, уже не сидят — встали, переминаются с ноги на ногу, изучая меня. Оставшаяся часть территории носила разметку баскетбольного поля и пустовала.
Раздетости спортсменов Пай будто бы не заметил. Понюхал раскалённый воздух, от которого ещё больше хотелось пить, небрежным кивком указал на скамейки.
— Иди к старшему по блоку. Скажи, чтобы привёл тебе голову в порядок. Заодно и познакомишься.
Спросить, кто из этих одинаковых людей является старшим, я не успел. От группы поднявшихся отделился худой мужчина средних лет с мелкими чертами лица, трусцой побежал навстречу, издали рапортуя:
— Господин старший надзиратель! Докладывает старший по блоку, заключённый 1882А! В блоке «А» без происшествий!
— Принимайте новенького. Подстригите, покажите, где что находится, растолкуйте наши порядки.
— Будет исполнено! — остановившись за метра за три, бегун согнул голову, да и часть спины, в полупоклоне.
Говорил Пай ровно, без начальственных ноток, но подобострастие, с каким застыл старший, сообщало о многом, как и поведение остальных, замерших почти по стойке «смирно». И ещё в глаза бросилось отсутствие других надсмотрщиков, как на стене, так и на территории площадки.
Прячутся от жары? Доверились системам наблюдения? А если нападение? Сорвёт крышу у какого-нибудь оранжевого, бросится без предупреждения — и конец Паю.
Или не конец? А если группой нападут? Тюремщики попросту физически не успеют добежать, чтобы отбить своего.
Что-то тут не то... Надзиратель, в одиночку, без страховки входящий к оранжевым, явно понимал, что делал. И ничего не боялся. Недаром же он в старших ходит — такая должность абы кому не предлагается. Управляться с теми, кто наворотил на серьёзный срок — талант нужен, протекции от «достойных граждан» мало.
Похер. Не моё дело. Успею разобраться, если захочу. Времени у меня достаточно. Целых пятнадцать лет.
Не прощаясь, Пай вернулся в здание, оставив меня на площадке.
— Как звать? — меняя тон на покровительственный, спросил старший.
— Маяк.
— А по ID?
— Маяк.
— Меня называй Мистер До-До.
Я усмехнулся. Какой из тебя мистер, До-До? Мистер — это важная поступь, расправленные плечи, вздёрнутый подбородок, манеры аристократа в тридцатом поколении. А ты — приспособленец с претензией на значимость.
При начальстве знак вопроса из себя изображаешь, угодничаешь, не поднимая глаз, а оставшись без высокого зрителя, пытаешься новенького прессануть? Да я ещё в учебке на таких командиров насмотрелся. Каждый третий новобранец пытался из себя генерала корчить, мечтая выглядеть крутым. Поучал, пробовал свысока покрикивать, удовлетворяя детские комплексы.
Служба безошибочно расставила по местам, кто есть кто, а сержанты помогли. Смешали всех в единую, серую массу. Потому что от солдата требуется служить, а не бравадой кичиться. Бравада на гражданке хороша.
И старший по блоку — сродни дневальному по казарме. Обязанностей вагон, а власти — ноль. Все мы осужденные, просто ты чуть лучше пристроился, облегчая тюремщикам административные задачи.
Посчитав моё молчание за покорное принятие новых реалий, До-До недовольно фыркнул:
— Маяк — это средство навигационного оборудования. Имена, обычно, звучат иначе. Или ты из дерзких? Придумал себе новый образ, стараясь нас впечатлить?
А ещё я не люблю, когда без веского повода говорят «мы» и начинают вещать от какой-то группы людей, а то и от всего человечества целиком, хотя оно — это самое человечество, данного болтуна никогда не уполномочивало говорить от своего имени. Прочие ведь вернулись к своим занятиям. Кто в тень, на скамейку, кто к железу. Чего ты выпендриваешься?
